ЗИМА В КИШИНЕВЕ
ОТРЫВКИ ИЗ МОЕЙ КНИГИ
До самого наступления зимы Лена с братом старательно изучали дом, не обойдя стороной пропахший паутиной чердак, пронизанный косым столбом света, падавшим из слухового окошка, с парящими в нём мельчайшими частичками пыли. Среди наваленных на полу досок лежали коробки с ёлочными украшениями, старые поломанные венские стулья с гнутыми спинками, из под которых выглядывала обрамленная белой блестящей бородой розовая физиономия Деда Мороза. Выдумывая всевозможные истории про зарытые клады, тлеющие в тёмных углах скелеты и таинственные приведения, они однажды вновь оказались возле сводчатой двери, ведущей в подвал. Вооружившись шваброй и лопатой, прихватив свечи и спички, они спустились через низкий проход и, пройдя по каменным ступеням, оказались в завораживающей темноте, тускло освещаемой дрожащим пламенем свечи, и, замирая от страха при малейшем скрипе и шорохе, принялись исследовать, простукивая каждый сантиметр земляного пола. Они искали клад! На выложенных грубым камнем стенах, скользких и влажных, ворочались, трепеща, мрачные тени, с потолка бахромой свисала липкая паутина, в тёмных углах, загромождённых бочками из-под вина, оставленных прежними хозяевами, таились страшные волосатые чудовища, но брат с сестрой продолжали свои бесстрашные поиски, пока бабушка не застукала их на бесполезном истреблении свечек и, пригрозив наказать, не выдворила из подвала, заперев его на огромный железный замок. Клад они так и не нашли, зато отыскали среди заброшенных ящиков древнюю пыльную коробку с пожелтевшими газетами и журналами вековой давности...
Зима тогда выдалась холодной, и сад сверкал в холодном прозрачном воздухе обледеневшими ветвями. Наметённый за ночь снег сиял и переливался, расчерченный контрастными синими тенями, тянущимися от деревьев. Ночью был сильный ветер. На чердаке что-то вздыхало, скрипело и ворочалось, из приоткрытой печной дверцы тянуло дымком, на стенах плясали красные сполохи. Устроившись потеснее возле бабушки, дети слушали с замиранием сердца рассказы о страшных чудищах и отважных богатырях. Наутро погода исправилась, засияло солнце, но было морозно. Виктор расчищал дорожки, сгребая снег в сугроб, выраставший возле крыльца всё выше и выше, как вдруг остановился, задумчиво осматривая снежную гору, потом метнулся в кухню и, притащив оттуда полное ведро, окатил водой снежный холм, а когда тот застыл, принёс инструменты и работал до самого вечера, вырезая и выдалбливая в ледяной глыбе нечто, похожее на голову в человеческий рост, пока все не увидели абсолютное сходство ледяной скульптуры с великим писателем. Через два дня снег растаял, и от бюста Льва Николаевича, на который приходили посмотреть соседи даже с другого конца улицы, не осталось ничего, кроме грязной лужицы на дорожке, и это печальное явление навевало мысли о тщетности и недолговечности человеческого бытия...
К Новому году приехала Домна, ознаменовав своим появлением окончание семилетнего молчания. Уже с порога, утирая слёзы, она бросилась к внукам, напугав их безудержным проявлением чувств. Набычившийся от бурных ласк новоявленной бабушки Женя ещё долго чурался её, пока она не раскрыла привезённую с собой огромную корзину, в которой свободно могла бы уместиться сама, и когда из неё были извлечены три алюминиевых бидона, по дому разлился терпкий аромат тягучего янтарного мёда, навсегда связав приезды татарбунарской бабушки с лучшим в мире лакомством. Маленькая, худенькая и юркая, она сразу же заполнила собою весь дом, раздражая умолкнувшую с её приездом Татьяну неизбежными замечаниями и указаниями. Глядя на её блестящие волосы без единой серебряной нити и выглядывающие из-под чёрного крепа накрахмаленные кружевные юбки, можно было предположить, что время для неё застыло, и только мельчайшая сеточка переплетающихся морщинок, покрывавших загорелые щёки и расходившиеся лучиками в уголках ясных голубых глаз, выдавали почтенный возраст. Татьяна держалась со свекровью настолько сдержанно и натянуто, что это не ускользнуло даже от младших детей, не помнивших истинную причину столь сложных взаимоотношений...