Мой сайт

Тюремная сборка - интересная место. Кого там только не встретишь. Спустишься бывало с утра (20 минут сна за ночь), откроется железная дверь, а там, смотришь - стоит сигаретный смог. Набрал в грудь воздуха побольше и заходишь. Зачем набрал? Разве ты дышишь еще кислородом?! Ведь нет, не дышишь. Легкие давно перестроились. Никотиновый Ихтиандр, открываешь свои табачные жабры, набираешь побольше дыма в себя. Вместе со мной заходит Ваня Асташин - "главный террорист России", внесен в список террористов. Вернулся из Красноярска: чудной взгляд, моторика нарушена. Еле узнал. "Как там в Красноярске", - спрашиваю. Вместо ответа достает Берроуза, зачитывает:: "Я сожалею о жестокости," говорил он, - Она не эффективна. С другой стороны, продолжительное плохое обращение, на грани физического насилия, способствует возникновению, при умелом применении, тревоги и чувства особой вины. Следует иметь в виду несколько правил или, скорее, направляющих принципов. Объект не должен осознавать, что плохое обращение с ним — намеренный штурм его личной целостности античеловеческим неприятелем. Его нужно заставить почувствовать, что он заслуживает любого обращения, которое получает, поскольку с ним что-то (никогда не уточняется, что именно) кошмарно не так. Нагая нужда маньяков контроля должна быть пристойным образом прикрыта произвольной и запутанной бюрократией, с тем чтобы объект не смог вступить с неприятелем в непосредственный контакт". Смеется. Или вот еще: "Хотя в целом я избегаю применения пыток — пытки выявляют оппонента и мобилизуют сопротивление — угроза применения пыток полезна для вызывания в объекте соответствующего чувства беспомощности и благодарности лицу, ведущему допрос, за их неприменение. Пытки, к тому же, могут выгодно применяться как наказание, когда объект уже достаточно смирился с таким обращением и готов принять наказание как должное.". Вот так вот в Красноярске! Сует мне книжку Доброслава, почитай! Почитаем, конечно. Хотя все знаем, что он пишет. Плавали - знаем. А вот и Сережа Кривов сидит на скамеечке. Здравствуй,Сережа! "Новая газета" в кармане. Хрен знает какой день на голодовке....Как здоровье, нормально? Ну и ладненько.....Россия будет свободной!? Будет? Ну, будет, так будет. Скрип, дверь открывается. О...батюшки, да это Джабраил Махмудов - обвиняемый по делу об убийстве Политковской. Входит на костылях, ковыляет. "Старшой, - говорит, - дай воздухом подышать. Совсем дышать нечем". Старшой не слушается, что ему Джабраил. Что ему воздух, что ему жабры Ихтиандра!? Оборачиваюсь. Вздрагиваю. Цепкий взгляд черных глаз. "Давид Гитлер", - представляется. "Давид...Гитлер", - осмысляю я. Только приехал с Минусинской крытой. "После побоев абсцесс начался, сняли с карцера и отправили на операцию", - рассказывает. "Первый месяц после Минусинска все в зеркало гляделся, надеялся нормальный взгляд встретить. Сейчас вроде нормально, прихожу в себя". С нами Валера Носов - бывший замминистра финансов Московской области. Аккуратный, побритый подстриженный. Ноги сведены вместе, как у девочки. Крепкие, накачанные руки лежат на коленках. Смотрит на нас сквозь стекла очков, как чужой. "Помню смотрел на Каддафи, лежавшем в холодильнике. Вот и наш начальник так, наверное, закончит". Начальник?! Ну да, для них ведь начальник. А вокруг странные лица уголовников, выпученные глаза. Где их набрали всех!?

 В детстве очень любил запах сырой земли. Весенний или осенний, не важно. Заходя в парк или в лес, я его остро чувствовал, упивался им. Мне нравился запах леса, деревьев, смолы, перегнивших листьев. С годами я чувствовал все это все меньше. Затем попал в тюрьму. Чтобы сохранить психическое здоровье, я закрылся от всего внешнего, от всего, что шло извне - с той стороны решетчатого окна. Есть такой метод самосохранения в неволе - отречься от всего, связывающего тебя с волей, пр...ежде всего от ПРИРОДЫ во всех ее проявлениях, сконцентрировавшись на новом мире, принадлежащем тебе - на нескольких метрах бетона вокруг. Назло всем тем, кто хотел тебя чего-то лишить. У меня получилось. И с каждым месяцем я все меньше чувствовал тягу к природе, к тому, что происходит за окном. Весной, когда в камеру вторгался теплый, насыщенный новой лиственно-цветочной жизнью, ветер, люди сбегались к окну, жадно вдыхая воздух свободы. Я не вдыхал. Мне уже не хотелось. Я считал это своей победой. Победой над мирской, плотской жизнью ПРИРОДЫ, заставляющей нас хотеть ее. Потом я вышел на волю. Вдохнул воздух и ничего не почувствовал. Я уехал из страны и перемещался из одного климатического пояса в другой, раздувая ноздри, в надежде уловить то, что мне так нравилось раньше. Но ничего больше не было. Как будто я сам стал тем пространством бетона в себе....

Просыпаясь после трех часов езды в автозаке, чувствуешь, будто очутился в другой реальности. Разлепляешь веки и видишь сквозь плотный табачный дым человека напротив. Он не бодрствует и не спит, покачиваясь в такт движению автозака и опускает голову каждый раз, когда на мгновение засыпает. Не находя опоры, его голова сваливается вниз и тут же подскакивает обратно. Это он так просыпается, когда не чувстует опоры под головой и инстинктивно поднимает ее вверх, тут же проваливаясь... в небытие. Шея очень болит. Это значит, что твоя голова также проваливалась и подскакивала обратно, как и его.
Твоя нога упирается в стену, его нога помещается у тебя между ног, а дальше снова твоя нога. Такая трехножка. Хочется пошевелиться, но ты не можешь, дальше снова идут чьи-то ноги. Целый лес ног!Подвинуться влево ты тоже не можешь, поскольку слева стена. Податься вперед невозможно - его колена упирается тебе в пах. Остается только одно - опереться на него рукой, положить ему голову на плечо и попробовать заснуть в таком положении. Он не будет возражать. Все мы когда-то кладем друг другу голову на плечо.
Нет, поспать не удастся - водитель нервозен. От толчков на дороге твоя голова постоянно подскакивает вверх и больно бьется о плечо соседа. Тогда осмотримся! В полумраке наполненного людьми отсека, все мы напоминаем уставших десантников, готовящихся в самолете к прыжку. Сейчас откроется дверь и мы по одному будем выпрыгивать наружу. Десант доходяг-неудачников без экипировки, что нам поможет в суде!? Каким оружием нам запастись, чтобы сразиться с российской Фемидой и где парашюты, черт возьми!? Ведь ни один десант не бывает удачным, ты это знаешь. Как обреченные дети в фильме "Сволочи", мы будем прыгать без всякой надежды на победу.
Автозак вздрагивает и останавливается. Входная дверь открывается, за ней решетчатая дверь отсека. Включается свет.
"Выходим. По одному".
Я так и думал - по одному! Один за одним мы движемся к выходу, протягивая вперед тесно сведенные руки. А вот и наша экипировка - наручники....

Андрей ставит на землю две металлические кружки (по тюремному "фанычи"). Ставит их донышком вверх, чтобы можно было опереться руками. Ноги он закидывает на лавку и, опираясь руками на кружки, начинает отжиматься. Получается, что он отжимается под наклоном. Ноги вверху на лавке, а тело и голова ниже. Грудью он опускается до уровня кружек и даже ниже. Так можно лучше проработать верх груди и плечи
Лавка стоит в прогулочном дворике, прямо посередине, а стаканы стоят на земле, потому что мы сидим на единственном корпусе, дворики которого заземлены. Ну, находятся на уровне земли. В других корпусах дворики находятся на крыше, покрытые сверху непроницаемым навесом. Между решеткой и навесом есть зазор, в который видно полоску неба. В этот зазор прорываются лучи света, и можно их ловить, перемещаясь вместе с ними по дворику, а потом стоять и греться в их лучах. Стоишь себе в скошенном солнечном свете, странный, как фигурка на картинах сюрреалистов или персонаж собственного сна.
В нашем дворике небо у нас над головой. Небо в решеточку. Во дворике прорывается травка, а над стенами можно разглядеть верхушки деревьев. Эти дворики были построены давно, там старая кладка и самые низкие стены. Самые низкие и самые дряхлые. Можно оторвать один из кирпичей этой кладки и увидеть приветливое лицо арестанта, прогуливающегося по соседству.
Я уже знаю, что будет дальше. Сейчас Андрей отожмется сотню раз и начнет расхаживать по дворику, как зверь в клетке. В углу он остановится и начнет приседать, сведя руки в замок. Затем он снова будет ходить, сжимая в кистях эспандер. Кисти тоже требуют проработки.
Андрей - машина. Он начинает день с обязательной прогулки и утренней тренировки в прогулочном дворике. Потом он возвращается в камеру и качает бицепс самодельной гантелью, сооруженной из пластиковых бутылок с водой. Шею он тренирует при помощи эластичного бинта или используя самосопротивление. После тренировки он моется, пьет зеленый чай и завтракает кашей с орехами и сухофруктами, если они есть в наличии. Послеобеденное время время он посвящает занятиям - дистанционно учится в университете. Читает учебники, конспектирует их, решет тесты и отправляет их потом по почте в университет. Ну а вечер - это время наслаждений. Андрей просто читает. Книги по философии и йоге - его любимые. Часто он медитирует, стараясь сосредоточиться на своем "внутреннем психическом".
А сейчас он быстро ходит по дворику мимо меня, скалясь на меня дырами выбитых в лагерях зубов. Неожиданно он останавливается и говорит:
- Взрывчатка была вмонтирована прямо в лежачего полицейского, по которому должна была проехать их машина. Вмонтирована и начинена поражающим элементом. У них не было шансов.
Походив еще немного он снова останавливается и продолжает начатую тему:
- У них не было шансов. Взрывчатка управлялась на расстоянии. Они проехали прямо по лежачему полицейскому. Там была куча поражающего элементов. Их разорвало в клочья. Его и двоих телохранителей.
Андрей - ветеран второй чеченской кампании. Служил в специальной разведывательно-диверсионной группе.
- Менты, когда узнали, что я прошел Чечню, обошлись со мной мягко. Меня единственного только били.
Я спрашиваю, что же сделали с остальными, но умолкаю. Я и так знаю, что с ними делали.
Он получил 19 лет строго режима. Статья 105 часть вторая, за убийство трех человек. Восемь он уже отсидел и вернулся из лагеря на очередной суд в Москву.
- Осталось 11 лет. Совсем немножко.
Андрей провел всю жизнь в неволе. Сначала интернат, где он научился жестокости, потом армия, Чечня. А затем была недолгая и красивая жизнь в частном охранном агентстве, закончившаяся взрывом машины в Балашихе и длительным тюремным заключением.
Я смотрю на него и думаю, сколько таких, неприкаянных маятся по всей России, не в силах найти себе применение. Не счесть

---

Сила в безразличии. Не в том апатичном равнодушии, которое встречается у многих людей, а именно в безразличии. В безразличии к ЧУЖИМ проблемам и ЧУЖИМ жизням. Если ты можешь переступить через пятерых человек, то сможешь стать директором фирмы. Если готов переступить через тысячи людей, то можешь стать президентом. Великим человеком! Не обязательно станешь, но у тебя будет больше шансов. Безразличный, холодный доктор скорее проведет успешную операцию, чем лично знающий тебя и тепло относящийся врач. У холодного доктора не будут дрожать руки. Спасти человека всегда проще, когда ты не сильно волнуешься за него. Помню, в одной из тюремных камер с нами сидел парень, болеющий всеми возможными болезнями: от астмы до СПИДа. Не спрашивайте меня, что он делал в одной камере со здоровыми людьми - я не знаю. Неисповедимы пути УФСИНа. Однажды ему стало плохо и срочно потребовались уколы. Врачи сначала не реагировали, но они не были совсем безразличны. Их еще интересовали их должности. Через пять минут ему стало совсем плохо. Вот тут-то и началось, все засуетились. К несчастью шприцов на корпусе не было. Одна из врачих даже расплакалась. Она уже живо представила свое увольнение после смерти пациента. Послали за шприцами на больничку. В камере тоже случилась паника. Все метались, не зная, чем помочь несчастному. И только я был спокоен. В сущности он был мне безразличен. Я отложил книгу, подошел к задыхающемуся парню, положил ему руки на плечи и сказал: - Успокойся. Он судорожно вздохнул и начал успокаиваться.