Те, кто в конце 70-х -- начале 80-х работал в Томскгражданпроекте, поймут о ком идет речь в этом небольшом отрывке из моей книги "Русский тузлук"
Огороженный уродливым забором участок, за которым теснились полуразвалившиеся угольные сараи и слесарные мастерские, с давних пор был в страшном запустении, однако важное градостроительное значение ему придавал тот факт, что он находился на въезде в город со стороны аэропорта, и возникала естественная потребность разместить там нечто совершенно особенное, уникальное, и это делало участие в проекте ещё более престижным и перспективным. Всё в этом комплексе было впервые — повышенная этажность, разработка квартир с удобными планировками без использования типовых серий, не применявшиеся прежде в многоэтажном строительстве передовые технологии — и потому Лена полностью отдавала себе отчёт в том, что не вправе допустить ни единой ошибки. Успокаивало лишь то, что, несмотря на молодость, в Кишинёве ей доводилось принимать участие в разработке и куда более сложных сооружений. Посетив Москву и Свердловск, куда её откомандировал Волков для изучения опыта возведения высотных строений, она сразу по возвращении приступила к поиску архитектурного образа, но, столкнувшись на этом сложнейшем этапе с первыми трудностями, впала поначалу в мучительные сомнения. Ей стало казаться, что она не справится с поставленной задачей, что не сможет оправдать доверия Волкова, которого уважала и ценила как незаурядного организатора, способного продвигать самые прогрессивные идеи, и общение с которым всегда вселяло в неё уверенность и давало ясную цель. Однако она продолжала терпеливо прорисовывать силуэты зданий, пытаясь уловить витающий в воображении образ, пока в один прекрасный день не ощутила вдруг необъяснимое волнение, будто бы некая тайная сила вдохнула в неё струю ласкового, напоённого сиянием ветра, заставив сердце учащённо биться. Среди будничного монотонного шума и суеты с поразительной чёткостью и ясностью возникли устремлённые ввысь конструкции жилого комплекса, сложные и гармоничные, словно живой организм. Солнечные лучи, свободно льющиеся сквозь возвышающиеся над крышей стеклянные пирамиды, освещали просторные помещения, рассыпаясь по полу многоцветной мозаикой и, вызывая в памяти смутные воспоминания, уносили через дымку прошедших лет в затерявшуюся в глубинах старого сада мастерскую отца, где среди многолетней паутины и запустения мерещилось выхваченное пронизывающим остеклённый потолок столбом света загадочно улыбающееся лицо сестры, и слышался её насмешливый голос: «Как ни крутите, ни вертите, вам далеко до Нефертити...» Несмотря на укоренившуюся с самого детства, но тщательно скрываемую неуверенность в своих способностях, она с фанатичной одержимостью работала над проектом, и ни один мирской соблазн не мог помешать ей в осуществлении задуманного. Смешав пространство и время с накопленным за годы опытом, она создавала грандиозное творение, вкладывая в него своё сердце и душу, и, вырисовывая остро отточенным кончиком волшебного карандаша заполненные экзотическими растениями зимние сады, объединяла все здания комплекса легчайшими конструкциями остеклённых переходов. Поглощённая усердной работой, она, по своему обыкновению, не замечала ничего вокруг, и когда проект был готов, с удивлением обнаружила, что жаркое лето давно сменила осенняя слякоть, а значит, пришло время выставлять своё детище на градостроительный совет.
Совет проходил в актовом зале института, где на невысоких постаментах были выставлены макеты, планшеты с фасадами, перспективами, схемами, планами и разрезами. В коридорах с самого утра стояла страшная суета: ожидался приезд первого секретаря обкома партии Егора Лигачёва, пожелавшего лично ознакомиться с работой проектировщиков, и когда в полдень к зданию института подрулила длинная вереница чёрных «Волг», суматоха среди институтского начальства превратилась чуть ли не в панику. Наблюдая из окна верхнего этажа, как возглавляемая Лигачёвым свита в сопровождении директора института, напоминавшая сверху ползущих чёрной цепочкой муравьёв, поднялась на припорошенное мокрым снегом крыльцо и, задержавшись ненадолго, скрылась за массивными дверями, Лена в нервном изнеможении бухнулась на стул в ожидании приговора. По партийному протоколу представлять проект должен был главный архитектор мастерской, и хотя в институте по этому поводу недобро злословили, намекая, что Волков попросту решил присвоить разработанный Кленовой проект, Лена, отличаясь способностью оставаться безразличной к чужим домыслам, полностью доверяла Юрию Родионовичу и всерьёз её беспокоило только то, как к её проекту отнесётся хозяин области. За высоким окном тихо падал снег, оседая на жёлтых, ещё не опавших листьях. Озябший воробей стряхивал налипшие на него мокрые снежинки, кося сквозь стекло чёрным глазком, словно приглашая испробовать горьких рябиновых ягод, каплями крови свисавших из клюва, и Лена подумала, что и сама похожа сейчас на этого глупого воробья, и судьба её проекта находится в руках амбициозного и властного Лигачёва, о котором она слышала много противоречивого и неоднозначного. Долгие годы возглавляя партийное руководство области, он с неиссякаемой энергией и энтузиазмом вытаскивал богатейший край, превращённый прежними правителями в место великой политической ссылки, из столетнего застоя и болотного запустения и, сохраняя с удивительной для такого человека нежностью и заботой наследие предков, проталкивал с упрямством деревенского парня идею развития нефтяного промысла, сулящего вверенному ему региону богатство и процветание, мечтая увидеть город современным, удобным и комфортным, невзирая на дичайшую удалённость и бездорожье, задвинувшие его на задворки цивилизации. Крутого нрава и безапелляционного суждения, он всё же благоволил всему новому и незаурядному, и именно на эти качества надеялась Лена Кленова...
Она не знала, сколько времени провела, бездумно рисуя в блокноте чёрных человечков, когда стекло вдруг тонко задрожало, и, обернувшись, она увидела входящего Юрия Родионовича. Широко раскинув руки и улыбаясь во весь рот, он своим видом излучал абсолютный восторг, не оставляя никаких сомнений в благополучном исходе.
— Поздравляю! Это фурор! Сокрушительный успех! Злопыхатели захлебнутся от зависти, а завистников поглотит преисподняя, — Лена улыбнулась: она никак не ожидала от этого сдержанного человека таких высокопарных выражений. Между тем, легко преодолев спортивной пружинистой походкой тесный проход между кульманами и по-хозяйски расположившись в предназначенном для заказчиков кресле, он продолжил: — Лигачёв одобрил проект. Комплекс, по его утверждению, должен быть построен уже к концу пятилетки. С завтрашнего дня приступаем к рабочему проектированию...
Тогда Лена ещё не знала, какая счастливая и одновременно трагическая судьба была уготована её детищу. Три года спустя, когда она со своим мужем и маленьким сыном покинет Томск, проект отправят в Москву на конкурс молодых архитекторов РСФСР, где высокое архитектурное жюри признает его лучшим проектом года, а автор проекта — Лена Кленова — будет награждена дипломом первой степени «за высокое профессиональное мастерство, достигнутое в проектировании жилого комплекса». Но, несмотря на столь высокую оценку, он так и останется лишь на бумаге, сложенной на полках институтского архива: безнадёжно устаревшая строительно-промышленная база не осилит возведение объекта, а начавшаяся через несколько лет перестройка, ввергнувшая страну и её несчастный народ в пучину хаоса, ужасающей разрухи и нищеты, окончательно похоронит всякие надежды на его реализацию. Лишь с наступлением нового тысячелетия, когда город захлестнёт небывалый строительный бум, на вновь возводимых зданиях можно будет увидеть знакомые стеклянные пирамиды и другие архитектурные элементы, первоначальное авторство которых будет предусмотрительно скрыто — к тому времени проект будет изъят новым руководством организации из архива и, брошенный на задворках в одну кучу со старыми бухгалтерскими отчётами, уничтожен, как несколькими годами ранее был уничтожен Юрий Родионович Волков. Подвергнутый невыносимой травле, этот энергичный здоровый мужчина и прозорливый руководитель, воспитанный в лучших традициях старой школы, сдержанный, интеллигентный и по-рыцарски благородный, скончается на пятидесятом году жизни от обширного инфаркта, не выдержав давления со стороны кучки архитекторов, провозгласивших своим девизом сомнительный постулат: «Мы делаем не архитектуру, мы делаем бизнес».
|