Мой сайт

Сергей Степанов

Я тебя находил и по-новой искал,

и была ты тогда нестерпимо близка

 в серебре вечеров юркой змейкой огня,

и казалось, что ты зажигаешь меня.

 Но какие прогнозы на завтра ни строй,

ты прикинулась обледенелой звездой,

той надеждой, что я безвозвратно терял,

невозможностью той, как прожить без тебя.

И привык я, как раньше, уже не горю.

Я привык к декабрю, я привык к январю,

но на тысячи лет, на сто жизней вперёд

 не могу я привыкнуть, что ты – это лёд.

10 ноября 2015, г. Нижний Новгород.

Приглядись: за поворотом, неподкупна и строга,

встанет, глядя с поволокой, та нездешняя страна,

та отвергнутая миром, что была всего милей,

что налётным ветром смыло прочь из памяти моей.

Не саднят в ненастье раны, страх в окошко не вползал.

Заросла она бурьяном по старушечьи глаза.

Сам я грешен... Боже правый, мне порой казалось сном,

что травил её отравой, выжигал её огнём.

Лишь теперь мне стало ясно: коль любви не вышел срок,

то убийственно опасна та, что я убить не смог.

И скользнёт светло и зыбко, не найдя к душе путей,

отрешённая улыбка по снегам её потерь.

30 июня 2015, г. Нижний Новгород.

ОБЩАГА

Комендантша

В Невинномысске я жил в общаге. Квартиру мне пообещали дать только через год. Узнав о месте моей работы, а работал я в многотиражке химкомбината, комендантша – довольно молодая и весьма симпатичная женщина, её звали Анна Петровна, – поселила меня в самую проблемную для неё комнату, где жили одни алкаши. Их было трое, но все, кого к ним прописывали, через пару дней слёзно просили забрать их оттуда. Мне же как работнику идеологического фронта было поручено исправить неисправимых.

Как ни странно, я вполне вписался в эту компанию. В ней верховодил Иван, отсидевший 10 лет за убийство и многое повидавший на своём веку. Он был плановой – так именовали тех, кто курил марихуану. Но тогда такого слова в Невинномысске не знали. Конопля, которой было здесь много, называлась планом.

Мне было интересно слушать рассказы Ивана о жизни за колючкой, да и выпить я был тоже не дурак. И я не просил комендантшу меня переселить.

Но она положила на меня глаз. Однажды пригласила в гости под предлогом узнать моё мнение о стихах, которые писал её супруг, работавший прорабом на стройке. А мужа-то дома и не было. Я всё понял, слушая жалобы на то, что детей у них нет, а муж страдает инфантилизмом. И у меня заболел живот – ничего лучше я придумать не мог. Я ретировался.

Но комендантша не оставляла попыток меня соблазнить. Несколько раз намекала, что будет хорошо, если я нанесу ещё один визит, но я ссылался на то, что устаю на работе. На самом деле это было, конечно, не так.

Наконец, я придумал себе невесту. Сказал, что собирается приехать. И Анна Петровна неожиданно растрогалась. Заявила, что поселит нас в одной комнате, но для этого мне надо возглавить совет общежития. Я согласился, искренне желая, чтобы она отвязалась.

Работа эта была необременительной. Заключалась она обычно в том, что мы с комендантшей обходили комнаты, проверяя их санитарное состояние, да клеймили позором нарушителей порядка. Лучшая комната удостаивалась какого-нибудь приза. Например, настольными играми.

Как Иван сам себя в вытрезвитель сдал

Но однажды мой сосед Иван крепко поддал. Анна Петровна его засекла.

- Пил? – спросила она.

- Пил, - честно признался Иван.

- Ну а раз пил, - заключила комендантша, - иди и добровольно сдавайся в вытрезвитель. Если справки оттуда не принесёшь, завтра же выселю. И с работой тоже распрощаешься.

- Да ведь меня после выпрямителя и так выгонят, - попытался Иван разжалобить Анну Петровну. Я больше не буду. Честное пионерское.

- Ничего не знаю, - сказала комендантша. – Вот телефон, звони, вызывай милицию.

Так Иван и вынужден был поступить. Через двадцать минут прибыли два дюжих сержанта.

- Кто вызывал вытрезвитель? – спросили они.

- Я, - скромно сказал Иван.

- А где пьяный? – последовал ещё один вопрос.

- Это тоже я, - таков был ответ Ивана.

Нравы общаги

Общежитие было большое, пятиэтажное. На последнем этаже жили женщины, вход туда был отдельным. Но в мужской части имелись так называемые семейные комнаты. В одной семье, которая ожидала трехкомнатную квартиру и не соглашалась на двухкомнатную, росли две девочки, причем младшая страдала лейкемией.

Нравы, надо сказать, были ещё те. Напротив стояло ещё одно общежитие – исключительно женское. И некоторые дамочки откровенно зазывали мужиков, некоторые даже обнажались в окнах.

Неизвестно, что лучше

Как-то в общагу пришел читать лекцию заезжий лектор из общества «Знание». Лекция посвящалась борьбе с пьянством, но никто на неё не шёл. Было воскресенье, все пропадали на пляже. И тогда мы пошли по комнатам, причём разделились. Анна Петровна отправилась сгонять женщин, а я – мужиков.

Перед этим я её спросил:

- Если будут пьяные, их тоже вести?

- Веди, - сказала комендантша. – Им полезно будет послушать.

И я привёл в основном уже тех, кто принял на грудь. Но это были ещё цветочки. Лектор тоже мял изрядно нетрезв. Он понёс такую ахинею, что уши вяли. Впрочем, пьяницам было всё равно. Они обеспечивали массовку, и мероприятия состоялось.

После этого Анна Петровна строго спросила лектора:

- Разве вам не стыдно пропагандировать трезвый образ жизни, когда сами еле языком ворочаете?

- А что лучше? - вопросом на вопрос ответил он – Выступать перед пьяными трезвым или наоборот?

Комендантша не знала что и сказать по этому поводу. Я не знал тоже

ПОЛЬША

В Черкесск я возвращался поездом Москва-Баку. В купе со мной ехала супружеская пара из Польши – Стефан и Агнешка, довольно сносно говорившие по-русски, и я узнал, что они живут в небольшом городке Бельск-Подляски, что у самой границы наших стран. В Баку они наладились за дублёнками.

У нас в Карачаево-Черкессии, в Учкекене, тоже был цех по пошиву дублёнок, и там они были ещё дешевле, чем в Азербайджане. Я сказал об этом полякам, но они не хотели менять маршрут. Договорились, что если у них что-то сорвётся в Баку, они позвонят. И через пару дней после моего приезда позвонили.

Я забронировал для них номер в гостинице и принял как дорогих гостей. На следующий день поехали в Учкекен. Там с них сняли мерку, обещали сшить дубленки через два дня. За это время мы съездили в Теберду.

Стефан и Агнешка остались довольны своей поездкой. Они пообещали прислать мне приглашение в Польшу. Я не особенно хотел туда попасть: отношения между нашими странами уже начали портиться, но из вежливости не возражал. Отказаться от ответного визита можно было всегда.

Мы стали переписываться. Стефан работал мастером в типографии, Агнешка – медсестрой в поликлинике. У них было двое маленьких детей. Они были недовольны росту оппозиционных настроений в Польше, потому что часто выезжали в Брест, до которого от их города был всего час езды, где чем-то торговали. Стефан и Агнешка опасались, что этот канал их «левого» заработка будет перекрыт.

Месяца через два я получил приглашение в Польшу. Но чтобы туда попасть, надо было пройти семь кругов ада. Меня должны были проверить на благонадёжность, на психическую устойчивость.

Я пошёл на эти проверки, зная, что где-нибудь проколюсь, чтобы потом написать, какие препоны возникают на пути за границу. Но к моему великому удивлению разрешение на выезд было получено, хотя предварительно со мной беседовали в КГБ и подробно инструктировали, как надо себя вести в чужой стране. Намекнули, что Польша – страна народной демократии, и там я все равно буду под наблюдением.

И тогда я, наоборот, возжелал поехать, чтобы испытать на своей шкуре, каково быть советскому гражданину за границей. И может быть, написать, хотя эта тема была чрезвычайно опасной. Но я уже не мог представить свою жизнь без ощущения опасности. Мне постоянно требовался адреналин, без которого я не мыслил работать творчески.

Польша

 В Польше между тем обстановка накалялась. Страна ввергалась в экономический кризис. В середине 70-х годов задолженность Западу уже превышала вдвое польский экспорт и составляла около 20 миллиардов долларов. В июне 1976 года правительство резко повысило цены на продовольствие, что вызвало многочисленные забастовки и манифестации. Против демонстрантов были брошены отряды милиции, вооружённые водомётами, дубинками и слезоточивым газом.

На этом фоне ухудшались и советско-польские отношения. Когда я приехал в Белск-Подляски, Стефан предупредил, чтобы на улице я не говорил по-русски.

Этот городок тогда насчитывал примерно 20 тысяч жителей. Согласно летописям он был основан князем Ярославом Мудрым и известен с 1253 года. Бельск-Подляски входил и в состав Великого княжества Литовского, и в Королевство Польское, принадлежал Пруссии и Российской империи. В 1897 году в городе проживало семь с половиной тысяч человек, причем больше половины составляли евреи. Русских было полторы тысячи человек, поляков – только тысяча.

В годы Первой мировой войны Бельск-Подляски оккупировали немцы. Они же пришли сюда и в 1939 году. В 1944 году город был освобождён Красной Армией и вошёл в состав Белоруссии. Потом его возвратили Польше. Наверное, потому, что он часто переходил из рук в руки, и отношение к русским было здесь другое. Во всяком случае, я не видел открытой ненависти ко мне, хотя то, откуда я приехал, читалось сразу.

Достопримечательностей в маленьком городке было немного, и мы со Стефаном поехали в Варшаву на его машине. Стефан оказался скупым малым, и мне приходилось платить и за бензин, и за выпивку, а мы посещали практически все злачные заведения, которые попадались на нашем пути. Цены везде были офигенные, и я вытащил деньги, которые спрятал под стельки своих туфлей – официально разрешённый лимит уже был на исходе.

Главным символом Варшавы считается русалка. У памятника ей на Рыночной площади мы встретили группу советских туристов. В их числе оказался и мой знакомый из Ставропольского края – директор сельской школы Завгордний, с которым мы вместе учились в институте. Мы давно не виделись и обрадовались друг другу. Я пригласил Завгороднего в питейное заведение, но он предупредил:

- В нашей группе полно стукачей. С нас взяли подписку не покидать группу ни на минуту. Боятся осложнений. К тому же говорят, что в Варшаве находится сейчас диссидентка Наталия Горбаневская...

Я был наслышан о ней. О том, что Горбаневская принимала участие в знаменитой демонстрации в августе 1968 года, которая проводилась в знак протеста против ввода войск в Чехословакию, что она длительное время провела в дурдоме. Я знал её стихи, опубликованные в Самиздате и очень хотел повстречаться с ней. Но в варшавских газетах о ней не упоминалось. Где её искать? Наверняка она посещала Варшаву нелегально.

Слежки за собой я не замечал. Но я не исключаю того, что она всё-таки велась. В Александровской цитадели я видел какие-то подозрительные лица, но, возможно, я ошибаюсь. Не попали мы и на концерт Анны Герман. Все билеты были давно раскуплены.

Я хотел привезти какие-то сувениры из этой поездки, но всё было так дорого, что на подарки денег не хватило. Пришлось ограничиться фигурками русалки – символа Варшавы.